Евангелие от Матфея: Нагорная проповедь
Уже в ранней юно­сти у Толстого сло­жилось свое­образ­ное отно­ше­ние к ре­лигии: он испы­тывал смутное тяго­тение к нрав­ствен­ному уче­нию хри­стиан­ства, но у него уже не было веры в цер­ков­ную догма­тику.

«Ребенком я верил горячо, санти­ментально и не­обду­манно, потом, лет 14, стал думать о жизни вообще и на­ткнулся на ре­ли­гию, которая не под­хо­дила под мои теории, и, разу­меется, счел за заслугу раз­ру­шить ее. <…> Потом пришло время, что все стало от­крыто, тайн в жизни больше не было, но сама жизнь начала терять свой смысл. В это же время я был одинок и не­сча­стлив, живя на Кавказе. Я стал думать так, как только раз в жизни люди имеют силу думать. <…> Из 2 лет ум­ствен­ной работы я нашел простую, старую вещь, но которую я знаю так, как никто не знает, я нашел, что есть бессмертие, что есть любовь и что жить надо для другого, для того, чтобы быть сча­стли­вым вечно. Эти откры­тия уди­вили меня сход­ством с христиан­ской религией, и я вместо того, чтобы открывать сам, стал искать их в Еван­гелии, но нашел мало» (письмо к А.А. Толстой, апрель — 3 мая 1859 года).
Евангелие от Матфея: Нагорная проповедь
Уже в ранней юно­сти у Толстого сло­жилось свое­образ­ное отно­ше­ние к ре­лигии: он испы­тывал смутное тяго­тение к нрав­ствен­ному уче­нию хри­стиан­ства, но у него уже не было веры в цер­ков­ную догма­тику.

«Ребенком я верил горячо, санти­ментально и не­обду­манно, потом, лет 14, стал думать о жизни вообще и на­ткнулся на ре­ли­гию, которая не под­хо­дила под мои теории, и, разу­меется, счел за заслугу раз­ру­шить ее. <…> Потом пришло время, что всё стало от­крыто, тайн в жизни больше не было, но сама жизнь начала терять свой смысл. В это же время я был одинок и не­сча­стлив, живя на Кавказе. Я стал думать так, как только раз в жизни люди имеют силу думать. <…> Из 2 лет ум­ствен­ной работы я нашел простую, старую вещь, но которую я знаю так, как никто не знает, я нашел, что есть бессмертие, что есть любовь и что жить надо для другого, для того, чтобы быть сча­стли­вым вечно. Эти откры­тия уди­вили меня сход­ством с христиан­ской религией, и я вместо того, чтобы открывать сам, стал искать их в Еван­гелии, но нашел мало» (письмо к А.А. Толстой, апрель — 3 мая 1859 года).
В своем днев­нике от 4 марта 1855 года, находясь на позиции близ осажден­ного Се­васто­поля, 26-летний Толстой пишет: «Вчера раз­говор о божест[венном] и вере навел меня на великую гро­мад­ную мысль, осуществле­нию которой я чувствую себя способ­ным посвя­тить жизнь. — Мысль эта — осно­ва­ние новой религии, со­ответ­ству­ющей разви­тию чело­ве­чества, религии Христа, но очи­щенной от веры и таин­ствен­ности, рели­гии практи­ческой не обе­ща­ющей буду­щее бла­жен­ство, но дающей бла­жен­ство на земле».

Уже во второй по­ло­вине жизни, после ду­хов­ного пе­ре­во­рота, пи­са­тель фор­му­ли­рует свои ре­ли­гиоз­ные взгляды в трак­тате «В чем моя вера?» (1884). Ее крае­уголь­ным камнем — и одно­вре­менно сущ­ностью за­кона Христа — Толстой на­зы­вает именно Нагор­ную про­по­ведь.

«Место, кото­рое было для меня ключом всего, было место из V главы Матфея, стих 39-й: „Вам сказано: око за око, зуб за зуб. А я вам говорю: не противьтесь злу“… Я вдруг в первый раз понял этот стих прямо и просто. Я понял, что Христос го­ворит то самое, что го­ворит. И тотчас не то что по­яви­лось что-нибудь новое, а отпало все, что за­тем­няло истину, и истина восстала предо мной во всем ее зна­че­нии. „Вы слышали, что сказано древним: око за око, зуб за зуб. А я вам говорю: не противьтесь злу“. Слова эти вдруг по­ка­зались мне со­вер­шенно новыми, как будто я никогда не читал их прежде».
В своем днев­нике от 4 марта 1855 года, находясь на позиции близ осажден­ного Се­васто­поля, 26-летний Толстой пишет: «Вчера раз­говор о божест[венном] и вере навел меня на великую гро­мад­ную мысль, осуществле­нию которой я чувствую себя способ­ным посвя­тить жизнь. — Мысль эта — осно­ва­ние новой религии, со­ответ­ству­ющей разви­тию чело­ве­чества, религии Христа, но очи­щенной от веры и таин­ствен­ности, рели­гии практи­ческой не обе­ща­ющей буду­щее бла­жен­ство, но дающей бла­жен­ство на земле».

Уже во второй по­ло­вине жизни, после ду­хов­ного пе­ре­во­рота, пи­са­тель фор­му­ли­рует свои ре­ли­гиоз­ные взгляды в трак­тате «В чем моя вера?» (1884). Ее крае­уголь­ным камнем — и одно­вре­менно сущ­ностью за­кона Христа — Толстой на­зы­вает именно Нагор­ную про­по­ведь.

«Место, кото­рое было для меня ключом всего, было место из V главы Матфея, стих 39-й: „Вам сказано: око за око, зуб за зуб. А я вам говорю: не противьтесь злу“… Я вдруг в первый раз понял этот стих прямо и просто. Я понял, что Христос го­ворит то самое, что го­ворит. И тотчас не то что по­яви­лось что-нибудь новое, а отпало все, что за­тем­няло истину, и истина восстала предо мной во всем ее зна­че­нии. „Вы слышали, что сказано древним: око за око, зуб за зуб. А я вам говорю: не противьтесь злу“. Слова эти вдруг по­ка­зались мне со­вер­шенно новыми, как будто я никогда не читал их прежде».
This site was made on Tilda — a website builder that helps to create a website without any code
Create a website