Ф.М. Достоевский. «Записки из Мертвого дома»
«Записки из Мертвого дома» Достоевского вызвали совершенно особое к себе отношение Толстого, начиная с первого их прочтения, когда в 1862 году он писал своей родственнице и близкому другу Александре Андреевне Толстой: «Сделайте одно: достаньте „Записки из Мертвого дома“ и прочтите их. Это нужно». Это произведение Лев Николаевич сразу же поставил в ряд лучших образцов русской литературы. Толстой оценил оригинальность его формы, его поразила «искренняя, естественная и христианская точка зрения» автора этой книги. «Записки» писатель считал цельным в художественном отношении произведением и потому, с его точки зрения, лучшим во всем творчестве Достоевского.
В трактате «Что такое искусство?» Толстой причислил «Записки из Мертвого дома» к немногим произведениям русской и мировой литературы, являющимся образцами «высшего, вытекающего из любви к богу и ближнему, религиозного искусства». О Достоевском Толстой писал: «Иная, даже небрежная страница Достоевского стоит многих томов многих теперешних писателей».
В трактате «Что такое искусство?» Толстой причислил «Записки из Мертвого дома» к немногим произведениям русской и мировой литературы, являющимся образцами «высшего, вытекающего из любви к богу и ближнему, религиозного искусства». О Достоевском Толстой писал: «Иная, даже небрежная страница Достоевского стоит многих томов многих теперешних писателей».
Ф.М. Достоевский. «Записки из Мертвого дома»
«Записки из Мертвого дома» Достоевского вызвали совершенно особое к себе отношение Толстого, начиная с первого их прочтения, когда в 1862 году он писал своей родственнице и близкому другу Александре Андреевне Толстой: «Сделайте одно: достаньте „Записки из Мертвого дома“ и прочтите их. Это нужно». Это произведение Лев Николаевич сразу же поставил в ряд лучших образцов русской литературы. Толстой оценил оригинальность его формы, его поразила «искренняя, естественная и христианская точка зрения» автора этой книги. «Записки» писатель считал цельным в художественном отношении произведением и потому, с его точки зрения, лучшим во всем творчестве Достоевского.
В трактате «Что такое искусство?» Толстой причислил «Записки из Мертвого дома» к немногим произведениям русской и мировой литературы, являющимся образцами «высшего, вытекающего из любви к богу и ближнему, религиозного искусства». О Достоевском Толстой писал: «Иная, даже небрежная страница Достоевского стоит многих томов многих теперешних писателей».
В трактате «Что такое искусство?» Толстой причислил «Записки из Мертвого дома» к немногим произведениям русской и мировой литературы, являющимся образцами «высшего, вытекающего из любви к богу и ближнему, религиозного искусства». О Достоевском Толстой писал: «Иная, даже небрежная страница Достоевского стоит многих томов многих теперешних писателей».
В 1904 году, составляя «Круг чтения», писатель перечитал «Записки из Мертвого дома» и включил в сборник два отрывка из второй части — «Смерть в госпитале» и «Орел».
«Здесь задачею художника было описать действительно виденное и пережитое, эта задача все время держала его близко к жизни, не давала ему уйти в мрачные глубины его духа, чтоб там соответственно претворить жизнь. И вот — подошла вплотную к живой жизни даже такая угрюмо отъединенная душа, — и ясная, строгая правда этой жизни осияла душу. Недаром выше всех произведений Достоевского Толстой ставил именно «Записки из мертвого дома». Они, естественно, должны быть всего ближе живой душе Толстого» (В.В. Вересаев. Да здравствует весь мир!)
Лично Толстой и Достоевский никогда не были знакомы. Оба присутствовали 10 марта 1878 года в Петербурге на лекции Владимира Соловьева, но общий друг Николай Николаевич Страхов не счел возможным их познакомить: накануне Лев Николаевич просил никого ему не представлять. Об этой упущенной возможности встретиться каждый из писателей позднее искренно сожалел.
В письме Н.Н. Страхову от февраля 1881 года Л.Н. Толстой сообщал свои мысли и чувства, связанные со смертью Достоевского: «Я никогда не видал этого человека и никогда не имел прямых отношений с ним, и вдруг, когда он умер, я понял, что он был самый, самый близкий, дорогой, нужный мне человек. Я был литератор, и литераторы все тщеславны, завистливы, я, по крайней мере, такой литератор. И никогда мне в голову не приходило меряться с ним — никогда. Все, что он делал (хорошее, настоящее, что он делал), было такое, что чем больше он сделает, тем мне лучше. Искусство вызывает во мне зависть, ум тоже, но дело сердца только радость. Я его так и считал своим другом, и иначе не думал, как-то, что мы увидимся, и что теперь только не пришлось, но что это мое. И вдруг за обедом… читаю: умер. Опора какая-то отскочила от меня. Я растерялся, а потом стало ясно, как он мне был дорог, и я плакал и теперь плачу».
«Здесь задачею художника было описать действительно виденное и пережитое, эта задача все время держала его близко к жизни, не давала ему уйти в мрачные глубины его духа, чтоб там соответственно претворить жизнь. И вот — подошла вплотную к живой жизни даже такая угрюмо отъединенная душа, — и ясная, строгая правда этой жизни осияла душу. Недаром выше всех произведений Достоевского Толстой ставил именно «Записки из мертвого дома». Они, естественно, должны быть всего ближе живой душе Толстого» (В.В. Вересаев. Да здравствует весь мир!)
Лично Толстой и Достоевский никогда не были знакомы. Оба присутствовали 10 марта 1878 года в Петербурге на лекции Владимира Соловьева, но общий друг Николай Николаевич Страхов не счел возможным их познакомить: накануне Лев Николаевич просил никого ему не представлять. Об этой упущенной возможности встретиться каждый из писателей позднее искренно сожалел.
В письме Н.Н. Страхову от февраля 1881 года Л.Н. Толстой сообщал свои мысли и чувства, связанные со смертью Достоевского: «Я никогда не видал этого человека и никогда не имел прямых отношений с ним, и вдруг, когда он умер, я понял, что он был самый, самый близкий, дорогой, нужный мне человек. Я был литератор, и литераторы все тщеславны, завистливы, я, по крайней мере, такой литератор. И никогда мне в голову не приходило меряться с ним — никогда. Все, что он делал (хорошее, настоящее, что он делал), было такое, что чем больше он сделает, тем мне лучше. Искусство вызывает во мне зависть, ум тоже, но дело сердца только радость. Я его так и считал своим другом, и иначе не думал, как-то, что мы увидимся, и что теперь только не пришлось, но что это мое. И вдруг за обедом… читаю: умер. Опора какая-то отскочила от меня. Я растерялся, а потом стало ясно, как он мне был дорог, и я плакал и теперь плачу».
В 1904 году, составляя «Круг чтения», писатель перечитал «Записки из Мертвого дома» и включил в сборник два отрывка из второй части — «Смерть в госпитале» и «Орел».
«Здесь задачею художника было описать действительно виденное и пережитое, эта задача все время держала его близко к жизни, не давала ему уйти в мрачные глубины его духа, чтоб там соответственно претворить жизнь. И вот — подошла вплотную к живой жизни даже такая угрюмо отъединенная душа, — и ясная, строгая правда этой жизни осияла душу. Недаром выше всех произведений Достоевского Толстой ставил именно «Записки из мертвого дома». Они, естественно, должны быть всего ближе живой душе Толстого» (В.В. Вересаев. Да здравствует весь мир!)
Лично Толстой и Достоевский никогда не были знакомы. Оба присутствовали 10 марта 1878 года в Петербурге на лекции Владимира Соловьева, но общий друг Николай Николаевич Страхов не счел возможным их познакомить: накануне Лев Николаевич просил никого ему не представлять. Об этой упущенной возможности встретиться каждый из писателей позднее искренно сожалел.
В письме Н.Н. Страхову от февраля 1881 года Л.Н. Толстой сообщал свои мысли и чувства, связанные со смертью Достоевского: «Я никогда не видал этого человека и никогда не имел прямых отношений с ним, и вдруг, когда он умер, я понял, что он был самый, самый близкий, дорогой, нужный мне человек. Я был литератор, и литераторы все тщеславны, завистливы, я, по крайней мере, такой литератор. И никогда мне в голову не приходило меряться с ним — никогда. Все, что он делал (хорошее, настоящее, что он делал), было такое, что чем больше он сделает, тем мне лучше. Искусство вызывает во мне зависть, ум тоже, но дело сердца только радость. Я его так и считал своим другом, и иначе не думал, как-то, что мы увидимся, и что теперь только не пришлось, но что это мое. И вдруг за обедом… читаю: умер. Опора какая-то отскочила от меня. Я растерялся, а потом стало ясно, как он мне был дорог, и я плакал и теперь плачу».
«Здесь задачею художника было описать действительно виденное и пережитое, эта задача все время держала его близко к жизни, не давала ему уйти в мрачные глубины его духа, чтоб там соответственно претворить жизнь. И вот — подошла вплотную к живой жизни даже такая угрюмо отъединенная душа, — и ясная, строгая правда этой жизни осияла душу. Недаром выше всех произведений Достоевского Толстой ставил именно «Записки из мертвого дома». Они, естественно, должны быть всего ближе живой душе Толстого» (В.В. Вересаев. Да здравствует весь мир!)
Лично Толстой и Достоевский никогда не были знакомы. Оба присутствовали 10 марта 1878 года в Петербурге на лекции Владимира Соловьева, но общий друг Николай Николаевич Страхов не счел возможным их познакомить: накануне Лев Николаевич просил никого ему не представлять. Об этой упущенной возможности встретиться каждый из писателей позднее искренно сожалел.
В письме Н.Н. Страхову от февраля 1881 года Л.Н. Толстой сообщал свои мысли и чувства, связанные со смертью Достоевского: «Я никогда не видал этого человека и никогда не имел прямых отношений с ним, и вдруг, когда он умер, я понял, что он был самый, самый близкий, дорогой, нужный мне человек. Я был литератор, и литераторы все тщеславны, завистливы, я, по крайней мере, такой литератор. И никогда мне в голову не приходило меряться с ним — никогда. Все, что он делал (хорошее, настоящее, что он делал), было такое, что чем больше он сделает, тем мне лучше. Искусство вызывает во мне зависть, ум тоже, но дело сердца только радость. Я его так и считал своим другом, и иначе не думал, как-то, что мы увидимся, и что теперь только не пришлось, но что это мое. И вдруг за обедом… читаю: умер. Опора какая-то отскочила от меня. Я растерялся, а потом стало ясно, как он мне был дорог, и я плакал и теперь плачу».
© Музей-усадьба Л.Н. Толстого «Ясная Поляна»
Любое использование или копирование текстовых материалов сайта и изображений допускается лишь с разрешения правообладателя и только со ссылкой на источник: www.ypmuseum.ru
Любое использование или копирование текстовых материалов сайта и изображений допускается лишь с разрешения правообладателя и только со ссылкой на источник: www.ypmuseum.ru
